0
- Э, шал...ва, почему трусы не надела? Обтянула ж.пу, аж м...у видно! - Ран поражал меня своим поведением. Мне хотелось сделать вид, что я его не знаю, что я не с ним.
- Какого хрена ты делаешь, Ран? – спрашивал я его.
- А чё?! – отвечал он и дальнейшие мои вопросы и реплики просто игнорировал. Я тоже не урод и без лишней скромности скажу, что мы с Раном могли бы быть первыми ебарями в радиусе двадцати километров вокруг общаги. Но он всё портил. Иногда мне даже было страшно за него, когда он откровенно нарывался на неприятности. Однажды мы зашли с ним в библиотеку. Ран со сморщенным лбом читал Ницше и периодически бормотал:
- Ницше – руль. Девок, говорит, надо плётками x.ярить, - и снова погружался в чтение. Вычитав то, что ему было нужно, он стал от скуки оглядывать других студентов. Очень скоро его взгляд остановился.
- О! – произнёс он и направился к какой-то девушке.
- Ран! Стой! – позвал я его, догоняя. Ран подошёл к девушке и выдал: - У тебя такая короткая юбочка! Хочешь, чтобы я тебя тут т.ахнул или пойдём в ваш б... сортир? Пока девушка моргала глазами, Ран добавил:
- Что ты смотришь, овца?! Я в.... тебя по первому классу. Будешь стонать, как последняя ша...ва.
Я дёрнул Рана за руку.
- Ты чё гонишь, урод? – зашипел я на него. Повернувшись к девушке я, как мог, извинился за Рана, бормоча что-то о плохом дне. Но было видно, что одних моих извинений ей недостаточно. На следующий день его избили. Друзья девушек избивали Рана несколько раз, а мелкие разборки с их парнями происходили регулярно.
- Ран! – почти кричал я на него на улице, - Я тебя вообще не понимаю! Что ты делаешь?! Зачем тебе это надо, придурок?!
Ран делал наигранно идиотское лицо, вытягивал губы трубочкой и якобы задумчиво смотрел в землю.
- А чё у неё всё видно? Ниx.я! У меня аж стоит! Может я её и правда хочу трахнуть? – отвечал он, таким тоном, будто всякие там драки и разборки он вообще не брал в расчёт.
- Ты полный идиот. Тебе так ваще ни одна баба не даст!.. Ты когда вообще последний раз тр.хался?
- Позавчера ш.юху е.ал. Он всегда говорил что-то подобное. Он, конечно, часто пропадал из поля моего зрения, но я почему-то не верил его словам. Уж очень неправдоподобны были рассказы о его похождениях.
- Да не п.зди! – говоил я ему, - Я сколько тебя знаю, ты, сука, вообще никого не е.ал. Может ты д.очишь в тихоря, а?!
- Да пошёл ты! – рявкал на меня Ран с угрозой в глазах и прекращал разговор. Не смотря на это, Ран был хорошим другом: никогда не врал по мелочам, если дело не касалось девушек; не предавал, сдерживал обещания, на него всегда можно было положиться. У нас обоих не было ни братьев, ни сестёр. И от этого наша дружба была только крепче. Мы чувствовали себя братьями. Мне казалось, что Ран должен был быть счастлив, что ему ничего не стоило выбрать себе хорошую девушку и очаровать её. Но эта его шизинка всё портила. И сколько я его не расспрашивал, сколько не объяснял ему, что он не прав, он ничего не хотел слушать, ничего не объяснял, строил из себя придурка или партизанил. - Надо было тебя не Ран назвать, а Дуран, - говорил я ему. - Заткнись, - отвечал он, а его настроение всегда после этого портилось. Слово «Дуран» я употр...л неслучайно. У Рана был пунктик насчёт песни Duran Duran «Come Undone». Эта была ещё одна странность Рана. Представьте себе двадцатилетнего кабана, который слушает эту песню и плачет. Слушает снова и снова и плачет. Я понимаю, песня хорошая и красивая, но не до такой же степени, чтобы слушать её по двадцать раз подряд и всё это время плакать. А именно этим Ран и занимался. Но, конечно, не всегда, а только когда был пьяным. Первый раз я «застукал» Рана за этим занятием ещё на первом курсе, в самом начале учёбы. Всей группой мы отмечали её день, то есть «день группы». Конечно же, мы напились. Собственно в этом «отмечание» и выражалось. Прейдя в общагу, мы добавили ещё, сколько – не помню, потому что отрубился. Отрубился я ненадолго, меня разбудила громкая музыка. Щуря глаза и пытаясь оторвать голову от того, на чём она лежала, я слышал песню Duran Duran «Come Undone». Очнувшись в очередной раз, я понял, что песня всё повторяется и повторяется. Преодолевая покачивания комнаты, я сел на кровати и увидел такую картину. Ран сидел на голом полу, выставив ноги вперёд, его голова лежала на его кровати. Сам Ран трясущимися губами беззвучно повторял слова песни, а из его глаз по вискам текли слёзы. Он выглядел так, будто его изнутри разрывает нестерпимая боль. Отерев своё лицо ладонью, я выдавил:
- Ран! Ты… чего? Ран не отреагировал на мой вопрос.
- Ну, и хрен с тобой, - сказал я через три минуты и, свесив голову на грудь, снова повалился на кровать. Я бы, наверное, забыл этот случай на следующее утро. Да я и забыл. Но подобная история повторялась всякий раз, как Ран выпивал. Он слушал одну и ту же песню и плакал, и плакал. Поначалу он стеснялся меня, утирая слёзы или пряча лицо, но потом и стесняться перестал. Я пытался говорить с ним об этом, но он либо вообще не отвечал на мои вопросы, либо нёс какую-нибудь чушь.
- Ну, пьяный был, - говорил он, - Ну, песня хорошая…
- Ну, не настолько же хорошая Дюран ты, Дюран! Да и не такой уж пьяный ты был. А?
- Короче, отстань, - отвечал Ран. Из-за этой песни я начал называть его «Дюран Дюран», а потом и просто «Ран». Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Правильно. Но это не про Рана. Сколько раз я пытался развязать ему язык, выпытать у него, чего он так убивается под эту песню! Язык у него действительно развязывался, но как только разговор доходил до нужной темы, он тут же мрачнел и уходил в себя.
- Ра-ан, - говорил я ему доверительным тоном, тряся за плечо, - Колись. Ран сидел насупившись.
- Ты о чём? – отвечал он, - Чё ты ко мне пристал? Он даже как-будто трезвел в этот момент. Ни на какие уговоры и расспросы не поддавался. Но я видел, что ему есть, что мне сказать.
- Ну, и пошёл ты! Надо будет, сам расскажешь, - ворчал я. Меня даже обижало молчание Рана. Мы с ним были достаточно хорошими друзьями, по крайней мере, я ничего не утаивал от него. А если что-то хотел утаить, то и не интриговал его так, как это делал он. Я прекратил свои расспросы, надеясь на то, что Ран когда-нибудь сам расскажет, но он упорно молчал. Я притворялся обиженным, а он просто игнорировал это. Наверное, он продолжал бы молчать и дальше, если бы не один случай. Однажды мы возвращались из ночного клуба… Кстати, в клубах Ран вёл себя как последний эгоист. Он не только отталкивал девушек от себя, но и от меня тоже. Девушки издалека строили ему глазки, а он не реагировал. Они подходили к нему, смущенно улыбаясь, а он рычал им в лицо:
- Пошла на x.й, ша..ва! Удивлённые и оскорблённые девушки уходили от него, не решаясь даже сказать что-то в ответ.
- Ран, сука! – орал я ему на ухо, перебивая грохот музыки , - Я с тобой в клуб больше никогда не пойду!
- А чё? – орал он в ответ.
- Потому что ты, сука, не только от себя всех девок отпугиваешь, но, сука, и мне мешаешь. Понятно?
- Понятно! – орал Ран мне на ухо.
- Тогда закрой ебло, красавчик! Как показывало время, ничего понятно ему не было. В тот раз он распугал всех, кто к нему подходил и даже сам начал приставать к девушкам со своими репликами. Остатками своего пьяного разума я понял, что пора уходить, тем более, что охранник уже давно поглядывал в сторону нас в общем, и в сторону Рана в частности. Так вот, той весенней ночью мы возвращались из клуба и встретили пару проституток. Я увидел их первым и, притягивая Рана за воротник куртки, сказал ему:
- Ран, пойдём на другую сторону.
- Не-е, ниxуя, - начал бузить Ран, заметив проституток.
- Твою мать! Тащить его пьяного и брыкающегося через ночную, но довольно оживлённую и покрытую льдом дорогу было опасно – нас просто могла сбить машина. Поэтому я отпустил Рана и пошёл за ним.
- Молодые люди, вам не скучно? - замурлыкала одна из проституток.
- Нам-то? – начал Ран, - Ну, нам оxуено скучно. Скучно так, что просто ...! – он старался говорить с наигранно правильной интонацией. Эта наигранность накладывалась на пьяный голос, и получалось даже смешно. Я слышал, как Ран то взвизгивает, то басит чего-то, и начал ржать над ним.
- С-сука, Ран! Пошли! - говорил я ему сквозь смех.
- Нам скучно, блять, как никогда! – продолжал Ран, - Но вас, - он сделал выразительную паузу и потыкал в проституток указательным пальцем, - Вас, блять дешёвых, я никогда ебать не буду.
«От те раз!» - подумал я, - «А говорил, что всех блять города уже переебал».
- А ты будешь? – повернулся ко мне Ран.
Увидев глубокое раздумье на моём лице, он что-то крякнул, повернулся к проституткам и ответил за меня, - И он не будет. Понятно вам, шалавы?.. Грязные п....
Ран вытянул палец и полез на проституток, тыкая пальцем им в лица. - Грязные п..., - повторил он и пьяненько захихикал.
- Да пошли вы! Козлы, - рявкнула проститутка и ударила по его руке. Ран удивился. Секунд двадцать он с серьёзным лицом смотрел, как я беззвучно ржу над ним, широко открыв рот, а потом повернулся к шлюхам и повторил свой жест.
- Грязные п..., - пробузил он, тыкая пальцем в лицо проститутке. Проститутка ударила его ладонью в лицо, и он повалился на землю. Я стал поднимать его, но от смеха мои руки слабели, и Ран вываливался из них. Сам я еле-еле держался на ногах.
- Я щас обоссусь, - выдавил я сквозь смех.
- Я те-е обоссусь, - борогозил Ран где-то внизу. В общем, нас тогда развезло. Но и этого нам показалось мало. По дороге в общагу мы купили ещё бутылку водки. В общагу мы пришли около четырёх часов утра, и нас туда, естественно, не пустили. До шести утра вход в общагу был запрещён, тем более в таком виде. Расположившись на ближайшей лавочке, мы начали распивать купленную водку из горла. Ничего другого нам не оставалось делать. К тому же на улице было довольно холодно. Мороз приятно пощипывал щёки, но пальцы немели. Да и наше весёлое настроение благоприятствовало продолжению пьянки. Привкус водки был каким-то синтетическим, но нам было всё равно. Ран явно хотел нажраться, поэтому пил больше меня. Возможно, именно поэтому у меня ещё только начали подрагивать пальцы, а Ран уже блевал, сотрясая ночную тишину соответствующими звуками.
- Ты чё, Ран? – спросил я его с небольшой усмешкой. Я хотел было подразнить его, сказать, что он и пить-то не умеет, как у меня самого похолодели руки, а в голове помутнело. Я тоже почувствовал приступы рвоты и начал блевать, упав на четвереньки. Рана рвало без перерыва, даже когда уже было нечем. Я отплёвывался, тяжело дышал и тоже продолжал блевать. В свете ночного фонаря я ничего не видел перед собой, кроме грязного льда и собственной блевотины.
- Ран, мне xуева, - простонал я. Ран молчал. Он лежал лицом на голом льду и молчал.
- Ран! – позвал я его. Через минуту мне немного полегчало, и я попытался перевернуть Рана. Но на меня напала непреодолимая слабость, сил не было, руки безвольно обвисали вдоль тела. Ран же не подавал никаких признаков жизни. Я испугался, к сердцу прилил адреналин.
- Ран! – покрикивал я, поглядывая на его тело. Страх и адреналин заставил меня подняться на ноги. Превозмогая слабость в ногах, дрожь в руках и тошноту я направился к дверям общаги сквозь какие-то голые прутья кустов, которые так и норовили выколоть мне глаза или проткнуть насквозь тело. Кое-как, по скользкому льду я добрался до дверей общаги и начал долбить в них кулаком.
- Откройте, с-суки! – пытался я кричать, но получалось только какое-то шипение. Мой стук в дверь был таким слабым, что я понял, что не достучусь. Подняв какой-то камень с земли, я размахнулся и бросил его в светящееся окно вахтёрши. Послышался звон стекла. За ним последовал торопливый лязг ключей, и на улицу выглянул охранник. Увидев меня, он схватил меня за шиворот и начал трясти и поднимать. Он что-то орал мне, но я ничего не мог разобрать. Я понял только то, что он меня узнал. Тогда мне было наплевать на то, что он говорит. От его тряски меня рвало, но беззвучно, потому что желудок был уже пуст. Меня рвало, а мне нужно было сказать о Ране, которого я оставил.
- Там, - бормотал я, вытягивая руку в сторону Рана, - Там… лежит.
- Кто лежит? – орал охранник. - Ещё один… Ему xуева. Отравились, - мои ноги подкосились, и я упал на колени перед охранником.
- Пить надо меньше! Засранцы… Охранник перешагнул через меня и, вглядываясь в темноту, пошёл в сторону Рана. Так плохо мне ещё никогда не было. Если бы все органы моего тела могли блевать, то они сделали бы это. Я лёг на голый лёд и тяжело задышал. На крики охранника из дверей высунулась бабка-вахтёрша.
- Воды, - захрипел я ей.
- Какой воды? – ответила вахтёрша, щурясь в темноту.
- Обычной, ебать воды! В моём голосе звучала боль и угроза. Старуха скрылась в дверях и через минуту принесла полутора литровую бутылку воды. Я тут же выпил пол-литра и сблевал на крыльцо общаги.
- Вызовите «скорую»! – прохрипел я вахтёрше и продолжил очищать желудок. В это время появился охранник, еле-еле волоча около себя бледного Рана.
- Вызывайте скорую! Этот вообще плох, - сказал охранник вахтёрше. Вахтёрша убедилась в необходимости «скорой» и исчезла за дверями. Рану было ещё хуже, чем мне. Он был без сознания. Охранник затащил его в холл общаги и положил на скамейку. Пока ждали «скорую», вахтёрша тыкала ему в нос ватку с нашатырным спиртом и прихлопывала по щекам. Ран был бледен и дышал еле-еле. Через некоторое время вахтёрша всё же привела его в сознание.
- Пей, - сказал я ему, протягивая бутылку. Ран непонимающе озирался вокруг. Сделав пару глотков, он тут же наблевал на меня. Тяжело дыша ртом, он с трудом перевалился на бок и замотал головой, ожидая приступ рвоты.
- Я щас сдохну, - шептал он и облизывал губы.
- Подожди, Ран, ща «скорая» будет, - сказал я. Следующие десять минут мы ждали «скорую». Всё это время Ран лежал с открытым ртом и смотрел в пол стеклянными глазами. Я сидел на скамейке, рядом с ним. У меня звенело в ушах, и дрожали пальцы. Вокруг было тихо. Тихо так, что можно было услышат гудение электрической лампочки.
- Она умерла, - произнёс Ран в тишине. Я не понял, о чём он говорит, и даже подумал, что его голос мне просто показался. Но я всё же переспросил:
- Что?
- Она умерла, - повторил Ран и закрыл глаза. Я подумал, что он бредит, и только положил руку на его плечо. - Она умерла… под эту самую песню, - шептал он еле слышно, -…В свой день рождения… Ей было… только шестнадцать лет, - тон его голоса повысился. Ран прикусил нижнюю губу и заплакал. Я почувствовал это по его дрожащему плечу, а потом увидел и слёзы.
- …Уже четыре… года… прошло… А я… её люблю…, - говорил он, и с каждым словом из его глаз выкатывались крупные капли. Я, конечно же, всё понял. - Под эту песню, - шептал Ран. Я хотел успокоить его, но ничего не мог сказать, мне было трудно и больно говорить.
- Ран, - только шепнул я, - Всё будет хорошо. Будет хорошо. Ран… Ран плакал.
- Её убили… убили. Эта сука её убила! А я её любил… Люблю… Люблю… Голос Рана был сдавленный от внезапно накатившихся к носу и глазам слёз. Он тяжело дышал ртом и трясся всем телом.
- Ран, - произнёс я и положил свою ладонь на его щёку, - Ран… Больше я ничего не мог сказать. Я не знал, что говорить и не мог говорить. Мне было плохо, мне было жаль Рана, мне было жаль своего лучшего друга. Мне было просто жалко его самого и девушку, которую я никогда не знал, мне было обидно и больно. Я ничем не мог помочь и от своей слабости и слов Рана почувствовал щекотание в носу. Я понял, что у него была любимая девушка, которую он всё ещё любит, но никому об этом не говорит, даже мне. И только теперь он смог мне это рассказать. Только теперь, когда сам оказался на грани.
- Ран, ты хороший, - сквозь зубы и слёзы шепнул я, не находя других слов. Я гладил его по голове, а сам сжимал глаза и зубы, чтобы удержать слёзы. Но швырканье носа меня выдавало. Даже не знаю, что на меня так подействовало: алкоголь в крови, отрава в ней же и тошнота во всём теле или то, что за последние несколько минут всё в моём сознании и представлениях о Ране перевернулось.
- Я не Ран… я Раненый… в жизнь…
Спустя пару минут приехала «скорая». Нас забрали. Я пролежал в больнице три дня, а Ран – десять дней. После этого случая мы перестали ходить в ночные клубы и пить, что попало. А Ран заметно меньше стал грубить девушкам и оскорблять их. Но иногда он всё же включал песню и не сдерживал слёз, слушая её по несколько раз подряд. В это время я на всякий случай выходил из комнаты. На летние каникулы мы разъехались по домам в разные города. Что происходило с Раном дома, я не знаю. А он не знает, что происходило со мной. Осенью мы, конечно же, встретились снова и что-то рассказали друг другу. Но всякий раз, слушая Рана, я держал в памяти тот поход в клуб и думал о том, что я ничего о не знаю о Ране, о его прошлой жизни, о его душе и мыслях. А он чего-то не знает обо мне. Наверное, так и должно быть. Вокруг меня каждый день находятся сотни людей. Я не знаю, что ими движет, о чём они думают. Да я и не хочу этого знать. Они мне чужие. Но Ран – нет. Осенью мы снова начали ходить в клубы. Ран заметно изменился. По крайней мере, при мне он больше не позволял себе оскорблять девушек. Я старался не провоцировать его своими девушками и часто оставлял одного, поглядывая за ним издалека. Я знакомился с девушками, танцевал с ними, договаривался о свиданиях или сразу трахал их в сортире клуба. Ран же в это время тихо пил водку у барной стойки. Наблюдая за ним, я думал, что не смог бы так жить, так любить кого-то. Наверное, и Ран так думал. Я видел, что ему было нелегко. Он отказывался от девушек, от новых встреч, от секса. Иногда я подсылал к нему какую-нибудь девушку, но он отсылал её в известном направлении. Если раньше он делал вид, что где-то с кем-то встречается, ходит с девушками в клубы, в кино и так далее, то теперь он даже не скрывал своего одиночества.
- Ран, так нельзя, - говорил я ему, - Нельзя жить так.
- Нельзя, - обречённо соглашался Ран. Наверное, где-то на небесах кто-то тоже решил, что так жить нельзя, и очередной наш поход в клуб стал для Рана последним. По началу всё шло, как обычно. Я оставил Рана, пообещав ему, что сегодня у него будет девушка. Очаровывая одну из них, я вдруг услышал первые аккорды песни, которую знал уже наизусть. Чёрт дёрнул ди-джея поставить несколько медленных песен. А может и не чёрт, а тот, кто на небесах… Тот, кто решил… С первыми же звуками песни я оставил девушку и кинулся искать Рана. Ещё издалека я увидел его у барной стойки. Он был уже выпивший и что-то орал в сторону ди-джейской. Поняв, что ди-джей его не слышит, Ран кинул в его сторону стопку. Вероятно, стоящие рядом с ним посетители клуба что-то сказали ему, потому что он повернулся к стоящей рядом компании и начал орать на одну из девушек, толкая её в плечо. В компании было и несколько парней. Они сразу же кинулись защищать свою девушку. Ран начал драку. Когда я подбежал к суетящейся кучке, в его руке уже была какая-то бутылка, которой он размахивал у голов парней. Одному из них он попал в бровь. На пол закапала кровь. Двое других начали избивать Рана. Их девушки закричали. Я подбежал к дерущимся парням и начал их разнимать. Ран что-то орал и со звериной злостью размахивал кулаками. Поняв, что я помогаю Рану, один из парней ударил меня в нос. Я не ожидал удара. Откинувшись назад, я упал на пол. Мои глаза наполнились слезами. Сквозь полумрак клуба, и разноцветные, водянистые разводы в глазах я увидел блеск лезвия и лицо Рана, искажённое слепой яростью. К тому моменту, как подбежали два охранника, Ран выпал из кучки и упал на четвереньки. Несколько секунд он стоял на коленях, свесив голову. Потом он перевернулся и упал на спину. Я увидел нож в его груди. Он был в центре большого, тёмного пятна на его белой рубашке, которая светилась в лучах ультрафиолета.
- Ра-а-ан! – заорал я, подползая к нему, - Ран! На мгновение мне показалось, что ничего страшного не произошло, но Ран не поднимался. Он лежал на полу и тяжело и часто дышал. С каждым его вздохом я всё яснее осознавал, что эта ночь уже изменила всё в нашей жизни. Я растерялся, не зная, что мне делать. Достав сотовый телефон, я трясущимися пальцами начал набирать номер, чтобы вызвать «скорую». Но пальцы попадали не на те кнопки, телефон выскальзывал из влажных рук.
- Что ты смотришь! – заорал я на какую-то девушку, которая смотрела на Рана широко открытыми глазами, прикрыв рот пальцами,
- Вызовите «скорую», суки! «Скорую»!!! Ра-а-н! Ран закрыл глаза и постоянно что-то сглатывал. На его лице не было видно боли, оно было спокойным. Лёжа на полу, с ножом в груди он слушал ту саму песню и, беззвучно шевеля губами, повторял её слова.
- Who… do you need?.. Who… do you love?..
- Ран, Ран, - повторял я, смотря в его закрытые глаза. Вокруг бегали чьи-то ноги, кто-то что-то кричал, но я ничего не хотел видеть и слышать, кроме Рана, который сказал бы мне: «Со мной всё хорошо». Но он лишь шевелил губами и похрипывал на вдохе и выдохе.
- When you come… undone…, - повторил Ран губами. У него начался тяжёлый кашель. На зубах появилась кровь и тёмной полоской скользнула по щеке к уху. Увидев эту кровь я испугался за Рана так, будто родней его у меня никого не было.
- Ра-а-а-а-н! – заорал я как мог громко, разрывая голосовые связки, не слыша себя, слыша только беззвучный шёпот Рана:
- Who… do you love?.. - Ра-а-а-а-н! Мои глаза наполнились слезами, горло сдавила боль.
- Ра-а-а-а-а-а-н! Неожиданно музыка оборвалась, разрывая уши тишиной, будто вакуумом. Ран замер и перестал шевелить губами. В тот момент для меня не было ничего важнее в жизни, чем беззвучный шёпот Рана, чем его живые слёзы, его голос.
- Включи-и-и! – заорал я ди-джею, капая слезами на грудь Рана, разбивая сотовый телефон о пол, - Включи музыку, сука-а!!! К моим трясущимся плечам кто-то прикоснулся. Я сбросил его руки и продолжал орать:
- Включи музыку, сука-а-а!!! Включи-и, б.ять!!!.. Ра-а-а-а-а-а-н! Ра-а-а-а…, - я захлебнулся слезами и начал рыдать. Ран молчал. Мой лучший друг умер. Я был не в силах осознавать это. Мысленно я говорил ему: «Давай я вместо тебя, вместо тебя, Ран» - как-будто он мог услышать мои мысли. Я хотел в это верить. Я в это верил…
***
После той ночи прошло несколько лет. Многое из прошлой жизни уже забылось, появилось что-то новое. Но Рана я не забуду никогда. Иногда я вспоминаю моего друга, вспоминаю его девушку, которую я никогда не видел и тем более не знал. Я вспоминаю, что они умирали под одну и ту же песню. Я вспоминаю ту ночь. Я слушаю эту песню по несколько раз подряд. И плачу. Я знаю, что чувствовал Ран. Теперь я его понимаю. Я будто принял от него наследие чего-то светлого и тёплого, человечного и вечного, познал боль и тайну чужих душевных ран. В самом начале рассказа я сказал, что он был. Нет. Он есть. Я плачу и чувствую, что он здесь, рядом со мной, в моих глазах и в сердце. В моих слезах. Мой лучший друг. Ран.
©
Edited by aleks, 19 June 2008 - 09:01 AM.
